Мой сайт

У этой статьи есть краткая предыстория. Один из каналов американского телевидения (History Channel) специализируется на создании передач о событиях иногда недавних, иногда случившихся в древности. После 11 сентября 2001 г. там задумали передачу на тему "Нетрадиционные методы ведения войны". Вспомнили слонов Ганнибала и многое другое, в том числе древнескандинавских берсерков. Я не знаю, как находят в таких случаях консультантов и почему в связи с берсерками обратились ко мне, филологу-медиевисту, а не историку (поначалу мне было неизвестно, что комментаторов будет трое). Голос по телефону, рассказав, о чем идет речь, поинтересовался, сведущ ли я в вопросе о берсерках и готов ли через сколько-то времени ответить перед телекамерой на вопросы о них. Я ответил, что сведущ и готов, но предупредил, что берсерки скорее принадлежат легенде, чем истории, и что об их способе воевать существует лишь несколько ничего не значащих строк. Мое разъяснение не повлияло на авторов сценария (чему задним числом я очень рад), и я стал читать все, что написано по данной теме.

Как всегда, оказалось, что написаны сотни страниц, но результат получился неожиданным. Первоисточников, конечно, больше не стало, но зато выросла гора толкований, питающихся не фактами, а домыслами и сопоставлениями, почти или никак с реальными берсерками не связанными. Основной легендой оказалась не та, которую почти забыли уже в средние века, а другая, придуманная германистами. Мои коллеги по передаче отнеслись к берсеркам с большим почтением, чем я, но каждому из нас дали лишь по нескольку минут, хотя я, например, отвечал на вопросы целый час. Впоследствии я прочел о берсерках доклады в средневековом Центре своего университета и на конференции по сагам в Бонне и с удивлением обнаружил, что, не ведая того, напал на популярную тему: не только в университете в аудиторию было не протолкнуться, но и в Бонне набрался полный зал. Тогда же Т.Н.Джаксон любезно предложила мне Дать полный текст доклада в задуманный ею сборник. Так появились на свет эти заметки о сражении кабинетных ученых с грозным врагом.

Берсерки впервые упомянуты скальдом Торбьёрном Хорнклови в драпе (длинном стихотворении) о победе короля Харальда Прекрасноволосого в битве при Хаврсфьорде, которая происходила предположительно в 872 г. Сказано там следующее: "Берсерки рычали, / битва кипела, / облаченные в волчьи шкуры выли / и потрясали мечами" ("Grenioo berserker / gur var eim a sinom / emioo lfhenar / ok sarn glumdo") (1). Поэзию скальдов, очевидцев путешествий и сражений, принято считать сравнительно надежным свидетельством для историков (так же думал и Снорри Стурлусон), и вполне можно допустить, что какие-то воины, известные под именем берсерков, действительно рычали. Сходно вели себя "облаченные в волчьи шкуры": они выли. Сцена описана столь скупо, что невозможно решить, в чьей армии (Харальда, его противников или в обеих) шумели берсерки и позволительно ли рассматривать фразы берсерки рычали и облаченные в волчьи шкуры выли как относящиеся к разным людям: возможно, перед нами поэтические синонимы.

О том, кто и когда придумал сложное существительное berserkr "берсерк", сведений не сохранилось. Торбьёрн мог сочинить его сам, но, если учесть словоупотребление в "Старшей Эдде", более вероятен вывод, что он лишь сделал это слово популярным или по крайней мере узнаваемым. В таком случае с berserkr произошло нечто подобное тому, что наблюдается в истории русского слова лукоморье: его изобрел не Пушкин, но знают его сегодня только благодаря прологу к "Руслану и Людмиле". В "Эдде" берсерки упомянуты дважды и оба раза как обозначение полулегендарных героев. В "Песни о Харбарде" Тор похваляется, что сражался с невестами (или женами) берсерков ("bruir berserkja") (2). Эта фраза дала повод думать, что женщины тоже могли впадать в раж, как и берсерки-мужчины. Даже Ф. Грён, скрупулезный и осторожный исследователь, склонялся к такому выводу (3), но более вероятно, что "жены берсерков" – это кеннинг для великанш. С великаншами у Тора действительно было много неприятностей.

Основу того, что известно о берсерках, составляют не случайные упоминания в "Эдде" и не строчка из драпы Торбьёрна, а главка, посвященная Одину, в "Круге земном" ("Истории норвежских королей") Снорри Стурлусона: "Один умел делать так, что в битве его враги слепли или глохли, или их охватывал страх, или их мечи становились не острее, чем палки, а его люди шли в бой без доспехов и были словно бешеные собаки и волки, кусали щиты и сравнивались силой с медведями и быками. Они убивали людей, и их было не взять ни огнем, ни железом. Это называется впасть в ярость берсерка " (4).

И наконец, в сагах, записанных, как и "Круг земной", в XIII в., рассказаны многочисленные истории о берсерках. В сагах о древних временах берсерки – отборные воины, телохранители короля (самый известный пример – "Сага о Хрольве Жердинке": см. подробное обсуждение этого сюжета у А. Ольрика (5)), но в родовых сагах, или в сагах об исландцах, они мародеры и насильники. Большинство эпизодов стереотипно по содержанию и композиции. Незадолго до Рождества некто огромного роста и наделенный необычайной силой, часто в сопровождении одиннадцати человек (но их может быть и меньше), является незваным на ферму с намерением забрать все, что там есть ценного, и принудить женщин к сожительству. Если фермер дома, он либо болен, либо немощен и не может дать отпор гостям. Но чаще он находится за много миль от дома, в далекой провинции Норвегии. Главарь пришельцев – берсерк, готовый доказать в поединке свое право распоряжаться чужим хозяйством. Желающих сразиться с силачом, да еще прославившимся в таких поединках (все его противники мертвы), не находится. Но как раз в это время на ферме случайно оказывается мужественный исландец, который либо принимает вызов, либо побеждает бандитов хитростью. Результат всегда один и тот же: берсерки убиты, включая тех, кто надеялся спастись бегством. Когда неприятности позади, возвращается хозяин и щедро одаряет спасителя, а тот слагает в память о случившемся событии вису (скальдическое стихотворение из восьми строк), и его подвиг становится широко известен.

Берсерки идут напролом. Любая попытка стать им поперек дороги приводит их в исступление. Именно в такие моменты пена выступает у них на губах и они начинают кусать щит. Ни меч, ни огонь не страшны им, хотя власть христианского миссионера над огнем сильнее, чем власть берсерков, и он может снять заклятье с пламени (берсерки – язычники). К счастью, их неуязвимость точно очерчена формулой: берсерка нельзя ранить железом и сжечь, но можно забить насмерть дубиной, что часто и делается. Эти эпизоды хорошо изучены и систематизированы (6).

История берсерков рассматривалась в двух планах: религиозном (связь с Одином) и психологическом (причины и симптомы ярости). Дополнительные вопросы возникли в связи с тем, что спорна этимология слова berserkr. Второй компонент, -serkr, значит "рубашка", но ber- можно понять либо как "голый", либо как "медведь". Соответственно, berserkr – это либо "медвежья рубашка", либо нечто вроде "без рубашки, лишенный рубашки" или "голая рубашка", т.е. "рубашка и ничего больше". Сторонники первого толкования связывают берсерков с культом медведя, а "голорубашечники" подчеркивают роль наготы в сказаниях о германских воинах. Эти линии иногда пересекаются, так как наготе тоже придавалось религиозное значение, и еще потому, что, как говорит Снорри, который, быть может, колебался, решая для себя этимологию ber-, берсерки были сильны, как медведи, и сражались без оружия.

Примерно до середины XIX в. у мифологов, включая и тех, для кого исландский язык был родным, не вызывало сомнения, что berserkr означает "без рубашки". Однако уже в 1847 г. любитель, подписавший свою заметку инициалами C. F., путаясь в кельтских и германских словах, заметил, что едва ли "жители северных широт шли в бой раздетыми, поскольку рубашек в нашем понимании этого слова у них не было" (7). Когда Свейнбьёрн Эгильссон в соответствующей статье своего словаря склонился к мысли, что berserkr – это "медвежья рубашка" (8), его трактовка сделалась общепринятой. Но через семьдесят с небольшим лет маятник качнулся в другую сторону. В важнейшей для нашей темы статье Эрик Нурен рассмотрел все попытки объяснить слово berserkr (я не повторил их именно потому, что желающие найдут исчерпывающий обзор у Нурена) и привел веские аргументы против "медвежьей" гипотезы (9). С тех пор по данному вопросу нет единства. Х. Кун, К. фон Зее и К. Мак-Коун (им принадлежат наиболее авторитетные работы) поддержали Нурена (10), в то время как О. Хёфлер, о котором речь пойдет ниже, не отказался от мысли, что ber - означает "медведь".

Самый сильный аргумент в пользу интерпретации Свейнбьёрна Эгильссона – параллелизм строк: "Берсерки рычали" и "облаченные в волчьи шкуры выли". Если берсерки охарактеризованы по тому же признаку, что и воины второй группы, и тем более если перед нами синонимические речения, описывающие одних и тех же воинов, berserkir (мн. ч.) – это люди в медвежьих рубашках, и на память, кроме медведей, приходят Геракл с переброшенной через плечо шкурой льва и грузинский герой "в тигровой шкуре" – фигуры, восходящие к териоморфным божествам. Однако в древнеисландском отсутствовало слово *berr "медведь", а происхождение ни на какие другие не похожего сложного существительного berfjall "медвежья шкура" не выяснено: то ли это калька с источником в нижненемецком, то ли случайно уцелевший реликт. В рунических надписях berserkr не встречается, и рискованно утверждать, что Торбьёрн знал слово berfjall; во всяком случае, он обошелся без него, хотя, если он имел в виду медвежью шкуру, возможность для этого предоставилась замечательная.

В отличие от *berr, bera "медведица" и bessi (< *bersi) / bassi "медведь" зарегистрированы в древнеисландском. Они образованы от основы *bernu- и не доказывают наличия *berr. В семантическом плане параллелизм "облаченные в волчьи шкуры" и "медвежьи рубашки" тоже не так велик, как кажется поначалу, поскольку у волков есть шкуры, а медведи не носят рубашек. Древнеисландское serkr означало среди прочего определенное количество шкур (отсюда русское числительное сорок). Время возникновения этого торгового термина не установлено, и если он не древнее эпохи викингов, существование старого слова berserkr становится недоказуемым. Если же berserkr означает "без рубашки", то перед нами субстантивированное прилагательное *berserks. Таких прилагательных мало, но они есть. Легко понять, почему по вопросу об этимологии слова berserkr не удалось достичь соглашения. Исчерпывающие аргументы в пользу одной из двух теорий отсутствуют, и все же "безрубашечный" вариант представляется обоснованным лучше, чем "медвежий".

Берсерки сыграли некоторую роль в изучении древнегерманской религии благодаря замечанию Снорри, что они были людьми Одина. Л. Вайзер и О. Хёфлер не сомневались в том, что дружина Одина, описанная в "Круге земном", взята из мифа. Они рассматривали ее как тайный мужской союз и сравнивали с "дикой охотой" (т.е. со скачкой мертвецов во главе с предводителем), военными организациями типа Йомсвикингов, пирующими воинами в Вальгалле, группами подростков, готовящихся к инициации, и даже с парой Сигурд – Синфьётли, отцом и сыном из "Саги о Вёльсунгах" (11). По мнению Хёфлера, разнообразные функции Одина обретают смысл, только если смотреть на него как на главу подобного союза. Под пером исследователя слово союз превратилось в синоним общества.

Все это здание построено на песке. Пирующие в Вальгалле никакого союза не образуют, тем более тайного. Валькирии приглашают павших в битве в чертоги Одина, где они днем предаются военной потехе (сражаются и убивают друг друга), а ночью оживают и веселятся. "Дикая охота" известна только из фольклора. В мифах о ней ничего не сказано, и нет оснований думать, что картина летящих по воздуху мертвецов восходит к седой старине. Сигурд бродит с сыном в волчьем образе по лесам после инициации Синфьётли, а не до нее. Берсерков не связывают обеты молчания. В сагах о древних временах они нечто вроде королевской гвардии, а в сагах об исландцах – бандиты.

Первым высказал суммированные здесь соображения немецкий фольклорист Ф. фон дер Лайен, который в своей рецензии осторожно предположил, что Хёфлер черпал вдохновение в окружающей обстановке (секретные союзы, фюрер и пр.) (12). Хёфлер защищался горячо и витиевато, но не по существу (13). Верно лишь, что его книга, вышедшая вскоре после прихода к власти национал-социалистов, была написана за несколько лет до того, но и тогда она была созвучна времени. Профашистские симпатии автора, равно как и соответствующие взгляды его издателя Дистервега, в тридцатые годы не скрывались. Дистервег издавал сочинения о "народном духе", а за Хёфлером закрепилась репутация ведущего германиста нацистской ориентации. Он и впоследствии ни в чем не раскаялся (14), но все же в его энциклопедической статье 1976 г. берсерки не названы культовым союзом, а само слово союз встречается только два раза (15).

Имеет смысл разделить приписываемые берсеркам черты: участие в союзах и включенность в культ. В.-Э. Пойкерт, автор обширной работы о тайных культах, не находит у берсерков ни одной из них (16). М. Элиаде и М. Хорнунг, напротив, обнаруживают обе (17). А. Клосс не возражает против того, что берсерки образовывали союз, но не усматривает в нем религиозных функций. Иногда, говоря о берсерках, упоминают германский шаманизм. Однако в древнеисландской литературе лишь один берсерк выступает в виде зверя: в "Саге о Хрольве Жердинке" Бёдвар Бьярки сражается с врагами короля в медвежьем обличье, пока его человеческое тело спит (Сигурд и Синфьётли – не берсерки). Задача шамана – вступить в единоборство с другими шаманами, тоже оставившими свою человеческую оболочку; зверь или птица – это его дух. Ничего подобного с Бёдваром не происходит (18). В послевоенных обзорах германской и скандинавской религии и в специальных работах на эту тему берсерки обычно не упоминаются (19). Исключение – упомянутая выше энциклопедическая статья Хёфлера и компендиум Я. де Фриса (20). Де Фрис остался сторонником Хёфлера, хотя его формулировки обтекаемы.

Ярость берсерков принималась за религиозный экстаз потому, что, по словам Снорри, они были людьми Одина, чье имя, как можно прочесть в любом этимологическом словаре, родственно немецкому Wut (< wuot) "бешенство" и латинскому vts "пророк". Но среди слов того же корня обнаруживается еще английское wade и немецкое walen "переходить вброд, брести по воде". Параллельная форма в древнескандинавском (vaa) означает "нестись вперед, стремительно двигаться". Возможно, исходным значением германского глагола было "двигаться, преодолевая препятствие"; в исландском подчеркивается усилие, необходимое для такого действия, а в западногерманском – препятствие. Якоб Гримм предполагал, что Один – это всепроникающая, созидательная, творящая сила. О. Хёфлер и Г. Фласдик отвергли это толкование как чересчур абстрактное и неубедительное по существу (21). Однако не исключено, что Гримм был близок к истине, хотя из его трех эпитетов, из которых последние два – синонимы, верен, на мой взгляд, только первый.

Какова бы ни была связь между немецким Wut и латинским vts, бешенство, ярость, неистовство – это не проявление бурного темперамента (в религиозном контексте он смысла не имеет), а неодолимая сила, неостановимый могучий вал. Первоначально Один, надо думать, был демоном разрушения. Языческие божества мыслятся на ранних стадиях верования не индивидуально, а в виде сонмов (отсюда употребление соответствующих слов только или преимущественно во множественном числе среднего рода); они насылают болезни и безумие. Привычные для нас картины вроде Гелиоса в колеснице или Тора с молотом отражают более позднее состояние, когда боги принимают антропоморфный вид и выделяются из множеств. Неукротимое бешенство легко представить себе как экстаз, и впоследствии германцы отождествили беснующегося Одина с шаманом. С другой стороны, этимологическая связь между именем Одина и поэтическим экстазом маловероятна, ибо в средневековой Скандинавии скальд ценился за мастерство и уподоблялся искусному стрелку из лука или пловцу, а не барду в духе Оссиана. Поэтический дар едва ли не во всем мире связывался с милостью богов ("мед поэзии", озарение во сне и т. п.), но у самых разных народов певец воспринимался как профессионал, умеющий обращаться со словами, а не как человек, творящий в экстазе (в высшей степени реалистическая точка зрения). Часто цитируемая фраза Адама Бременского: "Odinus est furor" – типичный продукт средневековой этимологии, так как немец не мог не заметить близости Wuotan "Один" и wuot "бешенство". За ней не стоит глубокое понимание функций Одина. В дошедших до нас мифах Один, могучий и коварный бог, связан со смертью, войной, колдовством, рунами и поэзией. Экстаз к ним отношения не имеет. Воины Торбьёрна рычали и выли, оправдывая выражения furor germanicus и furor heroicus (22), но выкрики во время боя (ура, банзай и др.) – не религиозного происхождения.

Необходимо выяснить, почему Снорри окружил Одина берсерками и откуда ему стало известно, что они сражались без доспехов, приобретали силу диких зверей, были неуязвимы, кусали щиты и убивали людей. С тех пор как Е. Могк уподобил "Младшую Эдду" серии новелл (23), его сторонники обвиняли Снорри в ненадежности, т.е. в недопустимых вольностях, которые он себе якобы позволял в обращении с традиционными легендами. При этом не учитывалось, что средневековый автор не был склонен придумывать и примысливать варианты по образцу современных писателей и что прежде всего надо определить границы его свободы (или несвободы). Снорри истолковывал свои источники (и поступал так вынужденно, поскольку имел дело с порой непроницаемыми даже для него скальдическими стихами), сводил разные, часто противоречивые и плохо сохранившиеся версии воедино, разворачивая короткие предложения в целый абзац, и добавлял (если требовалось) комментарий. Иногда, судя по всему, он описывал ритуальную драму, которую видел разыгранной актерами, но едва ли он считал себя вправе изменить или присочинить сюжет, да в его цели и не входили фантазии на темы мифов: он стремился сохранить для будущих поэтов полузабытые истории и разрушенные новой просодикой размеры, а не извратить их. Тем удивительнее главка о берсерках в "Круге земном".

В "Младшей Эдде", учебнике скандинавской мифологии и поэтики, Снорри, видимо, рассказал все основное, что знал о древних богах. Один, центральный персонаж его книги, ни разу не появляется там в сопровождении берсерков. Описывая похороны Бальдра, Снорри сообщает, что четыре берсерка не могли удержать коня великанши Хюрроккин (той, которая столкнула корабль с телом Бальдра в воду). Берсерки, не справившиеся с конем, – просто сильные мужчины: ни их число (четыре), ни их неудача не влияют на ход похорон. В обеих "Эддах" Один выступает без свиты и все, что задумывает, доводит до конца сам. Иногда он путешествует в сопровождении Тора и Локи. Напрашивается вывод, что Снорри не знал мифов о дружине Одина и ее деяниях. Но он, разумеется, знал саги, в которых участвуют берсерки, и перенес берсерков в мифологическое прошлое, отдав их под покровительство главного бога войны, частично, как можно предположить, под влиянием саг типа "Саги о Хрольве Жердинке" и драпы Торбьёрна. Мифологическому предку норвежских королей понадобилась верная и свирепая гвардия, а у Харальда Она, наверно, была и на самом деле. Вполне возможно, что те гвардейцы назывались берсерками, так как сражались "в одних рубашках", сбросив доспехи, но они не совершали преступлений, которые живописуют родовые саги. Им незачем было грабить фермеров и насиловать их жен и дочерей, так как они получали свою награду законным порядком. Ничто не выдает Снорри больше, чем его замечание, что берсерки Одина убивали людей. Зачем бы они стали это делать и каких людей?

Даже если мифический Один обходился без берсерков и если верно предположение, что Снорри перенес берсерков из имевших хождение бывальщин в далекое прошлое, остается вопрос, откуда они взялись в родовых сагах и почему вели себя столь необычным образом. Хотя эти саги повествуют о событиях сравнительно давних и несмотря на то что описания берсерков превратились в "тему" с предсказуемыми подробностями, кое-что в них отражало действительное положение вещей. Бандиты, к которым прилипло название берсерки, и страх перед ними взяты из жизни. Лишь неизменная развязка (храбрый исландец в одиночку побеждает головорезов) – вымысел. Сохранились и достоверные исторические свидетельства. В 1012 г., как сказано в "Саге о Греттире", ярл Эйрик Хаконарсон объявил берсерков вне закона, и они, видимо, стали искать счастья в других странах, в том числе и в Исландии. В соответствии с законодательным кодексом Jus Ecclesiasticum (1123 г.; то же в судебнике "Серый гусь"), берсерки подлежат так называемому "малому изгнанию".

О возникновении берсерков в конце X в. можно строить лишь догадки, но здесь приходит на помощь история слова викинг. В сагах оно употребляется в двух смыслах. Когда говорится, что какой-то молодой человек несколько лет "пробыл в викингах", а потом вернулся из походов домой, женился и стал фермером, речь идет о знакомых истории вещах: именно такие викинги ("варяжские гости") завоевали Англию и север Франции и наводили ужас на всю Европу. Но во многих сагах викинг – комическая фигура назойливого, неустроенного рубаки, от которого надо избавляться любым путем. Берсерки – те же викинги, но в трагическом варианте. От них нет спасения, они терроризируют порядочных людей и к тому времени, когда герой наконец расправляется с ними, успевают оставить за собой кровавый след. С окончанием походов викингов военная профессия в том виде, в котором она существовала раньше, стала ненужной, и с викингами произошло то же, что с любой армией, неожиданно оказывающейся без дела и теряющей былой престиж: вчерашние солдаты, не сумевшие приспособиться к новой жизни, превращаются в сброд и грозу для беззащитного населения. Тому есть примеры в новейшей истории, а в средние века сходным образом кончили свои дни рыцари. Сейчас уже невозможно решить, сами ли странствующие мародеры присвоили себе наименование берсерков, но, во всяком случае, они вели себя не так, как подобает королевским дружинникам, которые бы не стали "убивать людей" ради наживы и удовлетворения своих страстей (24). О хаосе, приведшем Исландию к потере самостоятельности в век Стурлунгов, можно судить по современным этому веку сагам; берсерков тогда уже не было. Те кто записал родовые саги, в эпизодах о берсерках основывались на фольклорных клише полуторавековой или двухвековой давности; о бесчинствующих по соседству разбойниках никто бы не сказал, что им не опасны ни меч, ни огонь.

Берсерки, которых изгнал из Норвегии Эйрик Хаконарсон, – это банды бездомных, неженатых молодых мужчин. Многие из них были психопатами, терявшими контроль над собой при малейшей попытке им перечить. Со временем они научились разыгрывать хорошо отрепетированный спектакль, в который входило и кусание щита. Не раз отмечалось, что изнеможение, наступавшее после вспышки (приступа ярости) берсерка, характерно для людей с психическими отклонениями. Истерики легко переступают грань, отделяющую притворство от реальности, и усвоенный прием становится симптомом настоящей болезни (25). Грен особенно подчеркивал эпидемический характер таких охватывавших средневековое общество психозов, как пляска святого Витта и движение флагеллантов, не говоря уже о безумствах вроде крестового похода детей. Он подробно описал природу бешенства, вызванного сопротивлением, и случаи дикого нрава, переходившего от отца к сыну, например: Кведульф – Скаллагрим – Эгиль. Исторический контекст для возникновения берсерков он искал в ликантропии (вервольфы) и рассказах о превращении человека в зверя, известных со времен Древней Греции (он понимал слово берсерк как "медвежья шкура").

Были и другие попытки объяснить furor bersercicus. Саксон Грамматик, старший современник Снорри, который связывал любое странное явление с колдовскими чарами, полагал, что ярость берсерков вызывалась напитком троллей. В сагах нет упоминаний о психотропных средствах. Но в 1784 г. С. Эдман, сославшись на обычаи некоторых восточносибирских племен, высказал догадку, что и берсерки одурманивали себя настоем из мухоморов (26). Эта догадка, не подтвержденная на скандинавском материале никакими фактами, имеет сторонников до сих пор (27). И. Рейкборн-Хьеннеруд назвал идею Эдмана вздором, но допускал, что действиям берсерков могло предшествовать опьянение. Поскольку такая гипотеза основана только на аналогии, ее следует отвергнуть. Дискуссия на тему "Берсерки и мухоморы" – пустая трата времени, как бы соблазнительны ни были параллели между буйством берсерков, амоком и действиями, вызванными гашишем, грибами и нынешними наркотиками.

Как уже отмечалось, неясность этимологии слова berserkr привела к тому, что изучение берсерков пошло по двум линиям: берсерки и культ медведя и берсерки и нагота германских воинов. В Скандинавии евразийский культ медведя известен из средневековой литературы, фольклора и имен (последний момент хорошо разработан в литературе о "Беовульфе"), Свидетельства захоронений неоднозначны (28). О культе медведя стоит говорить, только если berserkr означает "медвежья рубашка". Но и в этом случае, как заметил Э. Нурен, никто, даже в самой холодной стране, не мог сражаться с медвежьей шкурой на плечах (29). Поэтому предполагают, что в бой шли в медвежьих масках. При таком объяснении berserkr превращается в человека в медвежьей маске, т.е. в медведя и, метонимически, в медвежью рубашку (30). Эта цепочка, хотя и не совсем невероятна, гораздо менее убедительна, чем прямолинейный перевод berserkr "медвежья рубашка", без промежуточных стадий. Из 169 дошедших до нас имен Одина только два значат "медведь" (31), и ни одно из них не играет ни малейшей роли в его мифологии.

Есть все основания верить свидетельству Тацита, что германские воины шли в бой нагишом (nudis corporibus). Обнаженному телу, как мужскому, так и женскому (суть, разумеется, состояла в показе груди и гениталий), приписывалось магическое воздействие на сражающихся, что известно из исландских и ирландских саг. Но ринуться в бой без кольчуги, "в одной рубашке" – это не то же, что пойти в атаку голым, даже если правильна остроумная этимология, предложенная К. Йостом для др.-англ. orped "смелый" (< or-pad "без одежды" и, таким образом, "готовый и бою; храбрый") (32). Ни мифическая, ни реальная нагота германцев не про. ясняет истории берсерков. Те рычащие воины, которых упомянул Торбьёрн, может быть, сбрасывали доспехи в пылу битвы, а может быть, и не надевали их, уверовав в свою неуязвимость, но голыми они не были.

Вера в неуязвимость пережила героический век и отразилась в фольклоре, где не только железо, но и огонь не может причинить берсеркам вреда. Д.Биерд предположил, что герои, не страшащиеся железа и способные притуплять мечи, появились в сказаниях германцев после того, как они познакомились с римским оружием, ибо раньше подобные свойства героям были бы не нужны (33). Но ко времени Торбьёрна и тем более Снорри фраза "Никакое железо не режет его" (" bita engi jrn") давно сделалась формулой. Берсерки XI и XII вв. унаследовали эту словесную мишуру и вдобавок распространяли о себе слухи, что могут притупить любой меч взглядом. Саги с их пристрастием к сверхъестественному легко впитали столь красочные подробности. Действительно ли разгоряченные битвой люди не чувствуют боли, как говорит Грен, значения не имеет.

Без Одина, культа медведя, пугающей противников наготы и волшебной неуязвимости религиозная основа берсерков оказывается фикцией, и лишь одна деталь заслуживает упоминания. Берсерки особенно любят нападать на фермы под Рождество. В жизни они едва ли сдерживались целый год, а хватали то, что плохо лежит, когда могли, но поскольку в сагах они представлены как язычники, то и особенное беспокойство они испытывают во время главного христианского праздника, как и подземные жители, тоже меняющие свое жилище в Рождество. К происхождению берсерков и эта деталь не имеет отношения.

В "берсерковедении" реконструкция проявила себя крайне непривлекательно. Серьезные вопросы утонули в отступлениях, а исторический анализ подменился пространными всплесками эрудиции. Например, предположение, что берсерки связаны с культом медведя, вызвало к жизни подробные выкладки об этом культе, о людях, вообразивших себя волками, о Сигурде и Синфьётли, о зыбкости грани между человеком и животным и пр. Многочисленные ссылки на научную литературу намечают линии для дальнейшей работы, и незаметно забываешь, ради чего написана статья или книга: ведь нужны не рассуждения о культе медведя, а доказательства, что из него выросли сказания о берсерках. То же происходит с наготой воинов и наркотическим опьянением: снова богато изукрашенный фон, на котором ничего нет по интересующей нас теме. Еще хуже обстоит дело с мужскими союзами. Такие союзы были, и была инициация.

Реальным представлялся и Один, но где в мифах сказано, что его окружала злая, убивающая людей дружина? И откуда известно, что они образовывали тайный или какой угодно другой союз? Янки, герой М. Твена, попав ко двору короля Артура, ввел там ряд новшеств, в том числе ежедневную газету. Первый номер ему понравился, хотя, как он заметил, ведро супа было сварено из одного-единственного боба. Таково же и "берсерковедение".