Мой сайт

За изящным выражением президента Медведева о «правовом нигилизме»,
охватившем Россию, стоит простой вопрос, давно уже сформулированный
населением: когда в России судьи перестанут брать взятки и ловить
сигналы от властей? Увы, продвижения в этой области пока не слишком
заметны. О качестве судебного корпуса и практике его формирования
«Новая» беседует с президентом Адвокатской палаты Москвы Генри Резником.

 — Генри Маркович, вас устраивает практика назначения судей в России?

 Сама по себе такая процедура не вызывает возражений. Но есть
большой минус — трехгодичный испытательный срок. То есть де-факто ты
сдал экзамен, прошел по конкурсу и выполняешь обязанности судьи. Но
формально ты станешь полноправным членом судейского сообщества только
спустя три года. На практике же получается, что испытательный срок —
проверка не на профпригодность, а на управляемость каждого конкретного
судьи.

 — Сегодня же практика следующая: без письменной рекомендации
председателя суда нет шансов не то что пройти по конкурсу, но даже
подать заявку на сдачу экзаменов. Такая практика существует, к примеру,
в Волгоградской области, в Тульской же допуск ты получаешь
только после личной беседы с председателем… Как с этим быть, ведь по
закону о статусе судей председатель суда — лишь первый среди равных?

 — Это прямое нарушение закона. Подать на сдачу экзаменов может
каждый, а вот в квалификационной коллегии мнение председателя будет
весомым. Хотя в статье 5 Закона «О статусе судей» ничего не говорится о
рекомендации председателя. Как председатель может давать характеристику
человеку, с которым он не работал и которого не знает?

 — По закону ни председатель, ни его помощники не имеют право
входить в квалификационную коллегию судей, орган, который решает все
дисциплинарные и кадровые вопросы в судейском сообществе каждого
региона. Но сегодня установилась практика, когда и председатели, и их
заместители входят в экзаменационную комиссию, то есть уже на этом
уровне они лично осуществляют отбор.

— Такое положение дел — насмешка над всей системой правосудия.
Именно поэтому я и говорю о необходимости введения у нас теста,
аналогичного американскому. Тест этот автоматизированный, то есть
начисто лишенный человеческого фактора и личных симпатий-антипатий.Но
есть у нашей практики назначения судей еще один минус. Если на стадии
отбора кандидатов его судьбу можно проследить, то после прохождения
конкурса документы перемещаются в кремлевские коридоры, и там любая
транспарентность исчезает. В администрации президента существует
департамент по кадровым вопросам, его начальник (сейчас это Владимир
Осипов. — И. Г.) готовит для президента документы по каждому отдельному
претенденту. По каким критериям идет отбор — не знает никто. Достаточно
вспомнить дело Боева*, по которому, кстати, так и не было возбуждено
уголовное дело, хотя все свидетельства имелись.

Я считаю, что для таких случаев нужен отдельный орган: Совет по
совершенствованию правосудия. Хотя сегодня такой совет при президенте
существует, но его решения носят сугубо рекомендательный характер. А
надо, чтобы туда входили и представители правоохранительных органов, и
научного сообщества, и правозащитных организаций, чтобы именно этот
совет имел возможность рассматривать кандидатуры на судейские должности.

— Я недавно общалась с судьями из Тульской области. Они
рассказывают, что после прихода нового председателя областного суда
появились сомнительные новшества. Например, судьи обязаны выходить на
итоговое заседание любого разбирательства с уже готовым приговором,
который был предварительно согласован с начальством. Как это устранить?

— Выход один — не боятся идти против произвола. Эта ситуация
повторяет дело судьи из Волгограда Елены Гусевой («Новая» писала о нем
в № 95 от 22.12.2008 и № 35 от 6.04.2009. — И. Г.), которую лишили
полномочий за нежелание предварительно обсуждать приговоры.
Кассационная коллегия Верховного суда все-таки восстановила ее. В
подобных случаях самое печальное то, что судьи ощущают себя чиновниками
в мантиях, а не представителями независимой судебной власти.

— Любопытно, что судью Гусеву восстановил в должности судья
Александр Федин, который ровно десять лет назад так же восстановил
полномочия московского судьи Сергея Пашина, защитником которого вы
выступали. Что изменилось за эти десять лет в судебной системе?

— Я считаю, что ситуация с независимостью судей стала много хуже.
Дела политически мотивированные были и тогда, например, дела Александра
Никитина (эколог, обвиненный в шпионаже) и Леры Новодворской
(обвиненной в разжигании межнациональной розни). Это же тогда рейтинг
Ельцина стремился к нулю, а Зюганова зашкаливал. И ФСБ таким образом
решила преподнести подарок будущему президенту-коммунисту. Однако обоих
полностью оправдали. Сейчас, несмотря на слова о развитии гражданского
общества, государство стремится контролировать все — и в том числе
судебную систему. Тогда не было властной вертикали. Не было такого
количества заказных политических дел, не принимались законы под
определенные дела, а Уголовный кодекс не использовался как инструмент
управления страной.

— Вы имеете в виду закон об ограничении судов присяжных, принятый в конце прошлого года?

— Именно. Эти поправки неконституционны. Суд присяжных — кость в
горле у силовиков, потому что именно там до сих пор реально действует
презумпция невиновности.

Говорили о том, что в мононациональных республиках Кавказа сложно
формировать коллегии присяжных, приводя в пример нальчикское дело, где
58 подсудимых обвиняются в нападениях на здания правоохранительных
органов. Пусть так, но 30-ю статью УК — перенос дела в другой регион —
еще никто не отменял. Такое дело должно было рассматриваться с участием
суда присяжных. Ведь в нем есть заинтересованность силовиков, отсюда и
повышенная вероятность применения недозволенных методов следствия. Если
приговор, вынесенный в итоге профессиональными судьями, местные жители
сочтут несправедливым — это будет иметь колоссальные последствия для
республики. Второй момент — под предлогом борьбы с терроризмом
протащили еще ряд поправок: массовые беспорядки, шпионаж,
государственная измена, при чем здесь это? Значит, боятся массовых
выступлений в кризис и просто расписываются в своем бессилии.

— Насколько сегодня актуально выражение Ольги Кудешкиной** о том,
что «Мосгорсуд превратился в место сведения политических, коммерческих
и иных счетов»?

— Через Мосгорсуд проходили политически мотивированные дела, по
которым выносились неоднозначные приговоры. Но это выражение
перманентно актуально для всей России, любой наш суд становится
«басманным», когда в него направляется дело, в котором заинтересованы
власти. Ситуация не изменилась. Мне недавно один федеральный судья
заявил: «Мне не нужно звонить, я сама знаю, по каким делам какие
решения я должна выносить, для того чтобы удержаться в своем кресле».
Это отвратительно. А по поводу Кудешкиной любопытно другое. Ведь она
фактически обвинила председателя Мосгорсуда Ольгу Егорову и зама
генпрокурора Виктора Бирюкова в сговоре. Она заявила, что располагает
доказательствами того, что на суд оказывается давление со стороны
прокуратуры. Кто-нибудь провел проверку по этим фактам? Никто. Зато на
Кудешкину спустили всех собак, обвинив в умалении репутации судейского
сообщества.

— Можно ли сказать, что есть особые судебные зоны, например
Москва, Санкт-Петербург, Краснодарский край, Сочи в первую очередь, —
зоны, где существуют свои неписаные правила судопроизводства. О
сочинском судейском сообществе вообще ходят легенды, например, что
помощник судьи — самый могущественный человек, так как именно он имеет
прямой «доступ к телу».

— При советской власти во всех республиках Кавказа и Средней Азии
без исключения юстиция была тотально коррумпированна. В самой России же
уровень коррупции был меньше, была такая закономерность: чем дальше на
север, тем честнее судьи, чем богаче и южнее регион, тем он
«продажнее». Эта закономерность остается и сегодня.

Когда говоришь об этом, судьи сразу же становятся в оскорбленную
позу, мол, давайте факты. Ведь статистика показывает обратное. Но вся
штука в том, что судьи часто получают взятки за вынесение законных и
обоснованных решений. То есть человек должен платить за то, чтобы было
все по закону. Только ленивый не говорит, что у нас низкое качество
предварительного следствия. Некачественно расследованные дела, с
недоказанной виновностью идут в суд, и прокуратура заинтересована в
вынесении обвинительного приговора. Кто у нас выносит обвинительные
приговоры? За редким исключением — профессиональные судьи. Поэтому
силовые ведомства не заинтересованы в повышении качества судейского
корпуса. Выгодно иметь компрометированного судью. Они закрывают глаза
на взятки, зато когда есть «нужное дело, уж будь любезен, войди и ты в
наше положение».

— Генри Маркович, а так ли уж чисты адвокаты? И они бывают
заинтересованы в том, чтобы «судья брал». Считается, что почти в 90%
случаев взятки передаются именно через адвокатов, разве не так?

— Далеко не всегда, это не общая закономерность. Каждый случай
отдельный. Нередко бывает, что судье дали взятку, а адвокат даже не в
курсе. Передать можно и через следователей, и через прокуроров, да и
через помощников судьи. Вариантов масса.

— Может быть, взяточничество проистекает из «бедноты» судебного
корпуса. Я заметила любопытную деталь. На последнем VII Всероссийском
съезде судей в Москве много говорилось о чести, достоинстве и
гуманизации судебной системы. Однако в постановлении, принятом по
итогам этого съезда, где по традиции судьи дают некий «наказ»
президенту, материальная сторона занимала чуть ли не треть документа.
Вплоть до «оказания содействия в выделении здравниц на Черноморском
побережье Кавказа, в Пятигорске, Минеральных Водах» и т.д. Неужели и
сейчас все проблемы от низких зарплат?

— Конечно, судья не должен быть нуждающимся, он должен как минимум
иметь квартиру. Но за последнее время судьям увеличили содержание. В
провинции федеральный судья получает по 60—70 тысяч, это очень хороший
уровень. И это положительно сказалось на уровне коррупции, брать стали
меньше. Мелкие взятки ушли. Реже, но по-крупному. И на сегодня пик
коррупции мы прошли, а вот уровень управляемости, наоборот, увеличился.
На это большое влияние еще оказывает и сам состав судей. У нас
получается, что судейское сообщество само себя воспроизводит. В судьи
идут бывшие секретари судебных заседаний, помощники судей, а какую
школу они проходят? Они воспроизводят установки, которые приобрели в
этом же суде. Затем идет перетекание из правоохранительных органов в
судейские: бывшие прокуроры, следователи, таможенники, налоговики —
люди, привыкшие надзирать и наказывать. Когда же в судьи идет юрист с
человеческим лицом, который привык защищать людей и отстаивать их
интересы, — это совершенно другая психология. А у нас, по статистике,
меньше одного процента федеральных судей пришли из адвокатуры.

* Валерий Боев — предшественник Владимира Осипова на посту
начальника управления по кадровым вопросам администрации президента РФ.
Он стал широко известен в прошлом году, когда зампред главы Высшего
арбитражного суда Елена Валявина обвинила его в использовании
служебного положения и давлении на суд. Ее слова тогда готовы были
подтвердить еще три судьи.

** Ольга Кудешкина — бывшая судья Московского городского суда. Она
обвинила его председателя — Ольгу Егорову — «в давлении на судей», а
также в том, что «Егорова лично пытается контролировать все значимые
дела». В 2004 году Кудешкина была лишена судейских полномочий за
оскорбление судебной власти.

 Ирина Гордиенко